Сорок чернобыльских дней

Сорок чернобыльских дней

26 апреля – Международный день памяти жертв радиационных аварий и катастроф. 26 апреля 1986 года – особая дата. Авария на чернобыльской АЭС явилась крупнейшей в истории техногенной катастрофой. Более 900 жителей Адыгеи прошли через радиоактивный ад Чернобыля. Люди, прошедшие с честью через такую беду, как чернобыль, и сохранившие силу духа, достоинство и волю, являются золотым фондом Адыгеи и всей России. Один из них - Михаил Михайлович Минаев, работает в МЧС республики.

Своего отца родившегося в годы войны на маленькой станции Агрыз в кустанайской степи Михаил Михайлович не помнит – тот погиб в 1944 году под Кенигсбергом. Детство его прошло в Белоруссии, а затем он жил в совхозе имени Горького Кавказского района.
Отсюда Михаил уехал в Камышинское артиллерийско-техническое училище, первое в стране, готовившее ракетчиков. Не раз бывал на Байконуре, в Плесецке. После выпуска из училища в звании лейтенанта в 1962 году он служил в ракетной дивизии под Новосибирском. В 1968-1972 годах учился в военной академии имени Дзержинского. Затем служил в ракетной дивизии под Красноярском: заместителем командира полка, начальником штаба отдельного батальона связи. Здесь и познакомился со своей супругой, которая служила в полку.
А потом в карьере Михаила Минаева случился новый поворот. В 1985 году он с семьей переезжает в Майкоп, где становится начальником отдела штаба ГО тогдашней ААО. Одновременно обучается на высших курсах гражданской обороны.
- Когда случилась авария на ЧАЭС, как человек военный, я понимал всю серьезность сложившейся ситуации,- вспоминает он. – Видя, что многих моих коллег направили в зону аварии, я знал, что поехать туда придется и мне.
Михаил попал в «зону», как все ее тогда называли, в ноябре 1987 года. Первое, что поразило его по прибытии, это мертвый город Припять, который уже тогда начал приходить в запустение. Красивые дома, широкие улицы, парки, скверы – на всем этом лежала печать заброшенности и даже смерти. Удручал и вид богатых и не очень украинских деревень и сел, в спешке оставленных жителями.
- Мы приехали в зону, - продолжает рассказ Михаил, - когда там уже полным ходом шли работы по дезактивации станции, сел и деревень. Самые острые впечатления – это боль при виде опустевших сел, Припяти, брошенных полей и садов. Всего лишь за несколько часов благодатный край стал опасным для человека. И не где-нибудь в глуши, а в центре страны. Мы знали к тому времени, что зараженными оказались и прилегающие районы Белоруссии, Брянщины, Смоленщины, и от масштаба беды становилось еще больнее. Тем более, что я как ракетчик прекрасно понимал, что эта беда будет довлеть над этими краями десятки и сотни лет.
Жили мы в самом Чернобыле в семи километрах от АЭС. Меня назначили членом опергруппы по контролю деятельности пунктов спецобработки войск и техники. То есть мы контролировали качество дезактивации военных и техники, которая работала непосредственно на станции, где уже началось строительство саркофага. Причем без спецразрешения из тридцатикилометровой зоны выезд был запрещен.
Что касается радиации, ее нельзя увидеть, но почувствовать можно – первые полторы недели у всех садился голос от нее, воздух, казалось, обжигал легкие. Приходилось постоянно пить йодсодержащие препараты.
Сколько доз мы «хватали», не узнает никто – было негласное указание занижать в документах полученные при работе в зоне дозы облучения.
Две недели возил по зоне кинодокументалистов из Киева, поэтому объездил почти всю зону. Не раз бывал и на самой станции, ведь она продолжала работать.
В декабре 1987 года, как раз перед Новым годом, пришла замена, и М.М. Минаев вернулся к семье в Майкоп.
С 1989 года он снова стал работать в системе ГО и ЧС, на его глазах прошло становление в Адыгее этой очень важной и необходимой службы. Сейчас он работает начальником производственного участка по хранению имущества гражданской обороны ГКУ «Центр по делам ГО,ЧС и пожарной безопасности».
У него две дочери, которые подарили им с супругой четверых внуков.
Много было в судьбе Михаила Михайловича и хорошего, и не очень, что уже забылось или забудется, но те сорок чернобыльских дней 1987 года навсегда останутся с ним.