Я родился на Волге, в городе Слободской Кировской области 31 января 1922 года. После окончания школы, в июне 1941 года успешно сдал выпускные экзамены. На 22 июня был назначен выпускной бал…
Все ребята нашего выпуска, около шестидесяти человек, по призыву комсомола изъявили желание идти на фронт добровольцами, хотя многим еще не было восемнадцати лет. Мы были вызваны в райком комсомола, где написали заявления и в сентябре 1941 года оказались на сборном пункте Слободского райвоенкомата. Нам выдали обмундирование и … лыжи. Говорили, что нас будут готовить для службы в десанте, для заброски в тыл врага. Так вместе с лыжами мы приехали в город Киров и приступили к обучению.
В первые дни войны мы все находились на эмоциональном подъеме, только и разговоров было, что о скорейшей победе. Никто и не догадывался об истинном положении дел на фронте, о мощи фашистов и о наших огромных потерях. Все готовились к доблестным подвигам, но мои мечты о десанте растаяли после получения результатов медкомиссии. Недоедание, а затем и подкравшийся голод дали свои результаты. Я был забракован по здоровью и вернулся в распоряжение райвоенкомата.
Приговор врачей лишил меня возможности оказаться на фронте. Однако, в начале 1942 года я был вновь призван Слободским райвоенкоматом и откомандирован в распоряжение Управления милиции по Кировской области, откуда меня направили на курсы в Свердловскую межобластную школу милиции. Так я стал курсантом.
Почти полгода с апреля по октябрь 1942 года мы осваивали азы обеспечения правопорядка. Основным направлением в подготовке курсантов было изучение специфики работы в освобожденных районах – борьба с диверсантами, шпионами. Кроме того, мы изучали много разных спецдисциплин: криминалистику, работу с агентурой, работу в разведке, судебную медицину, уголовное право, судопроизводство и т.п.
Жили трудно, голодно, из продуктов выдавали небольшую порцию черного хлеба, поэтому все курсанты радовались, когда нас направляли работать в колхозы, тогда удавалось разнообразить рацион.
Учеба заканчивалась, а освобожденных районов всё не было. Поэтому после окончания школы я вернулся в Слободской, работал участковым милиционером. Работал, видимо, неплохо, начальник милиции обратил на меня внимание, потому что мне часто самому приходилось вести следствие, а некоторые из дел доходили до суда. Меня вызвали в областной центр в отдел кадров и предложили новое трудное место работы – Карело-Финскую ССР.
Весной 1943 года я, молодой лейтенант милиции, участковый уполномоченный, прибыл в Беломорск. Город поразил тем, что был весь деревянный. Деревянные дома, деревянные тротуары, множество деревянных мостов и мостиков, соединяющих острова в одно целое.
С 1942 по 1944 годы Беломорск был важнейшим политическим, промышленным и транспортным узлом, связывающим Мурманск с Большой землей. Через Беломорский порт шли военные грузы, в том числе помощь Советскому Союзу по лендлизу. От Беломорска начиналась Обозерская ветка железной дороги, составы с грузами на Вологду шли непрерывно. Работали лесопункты, лесозавод, рыболовецкие колхозы.
В городе размещалась партийная и советская власть Карело-Финской ССР, находился штаб партизанского движения, размещались пограничные войска, войска ПВО, СМЕРШ, штаб разведки Карельского фронта.
В Беломорске меня определили в истребительный батальон, в часть наружного наблюдения, выдали оружие, и началась напряженная, тяжелая работа. Круглосуточно, в любую погоду мы патрулировали улицы, выезжали на различные происшествия, в основном бытовые, ловили дезертиров. Когда работал в ОБХСС, приходилось бороться и с расхитителями социалистической собственности, в частности в Сегеже расследовали случаи хищения мыла и маргарина. А ведь продукты питания и мыло во время войны были «на вес золота». Например, наш милицейский паек состоял из 400 граммов хлеба и карточки в столовую, где очень скудно кормили 1 раз в сутки. Иногда давали тюлений жир или беломорку. Пили, в основном, морс из хвои. Этот напиток был главным источником витаминов, средством профилактики цинги.
Жили в казарме в условиях, более чем спартанских. Ослабленных голодом людей одолевали сосущие насекомые, огромные крысы не давали покоя ни днем, ни ночью. Часто среди ночи мы просыпались оттого, что по нарам сновали эти хвостатые твари.
29 июня 1944 года город Петрозаводск был окончательно освобожден от фашистов. А уже 1 июля группа сотрудников милиции из шести человек прибыла в город. Я был старшим группы. Нам была поставлена задача: провести разведку, определить подходящие здания для размещения объектов НКВД.
Город горел, особенно сильными были пожары на набережной, горела пристань, практически полностью были разрушены Гостиный двор, кинотеатр «Звезда» и множество других любимых горожанами мест довоенного Петрозаводска. Очень сильно потрясло зрелище огромного концлагеря – целый район Перевалки был обнесен колючей проволокой. Повсюду в городе валялись брошенные финнами велосипеды. Так мы обзавелись первым трофейным транспортом. Мы объехали весь город, обследовали множество строений. Для размещения аппарата НКВД мы предложили каменное здание по улице Кирова, там, где сейчас находится поликлиника МВД. Нашли также несколько деревянных домов по улице Красной и улице Дзержинского, где могли бы разместиться семьи сотрудников.
Осенью 1944 года весь личный состав НКВД переехал в Петрозаводск, подразделение разведки расформировали, меня назначили на должность оперуполномоченного ОБХСС РОВД Медвежьегорского района. Вскоре я стал заместителем начальника райотдела милиции, а затем начальником уголовного розыска.
В первые годы после войны работы только прибавлялось, рабочий день у нас начинался в восемь часов утра и длился без перерыва до шести часов вечера, затем был двухчасовой перерыв, и вновь мы работали до двух-трех часов ночи.
По службе мне приходилось заниматься не только уголовными делами, все ЧП, которые происходили в районе, были в зоне нашей ответственности, в том числе и экономические преступления и поисково-спасательные операции.
Помню, как в октябре 1952 года на Лобском лесопункте потерялись пятеро малолетних детей. Вечером ушли вместе с конюхом собирать лошадей и не вернулись. Всю осень мы искали ребятишек, до тех пор, пока не намело в лесу сугробы. Поиски пришлось прекратить до весны. 3 мая 1953 года вновь отправились в лес. Я возглавил группу, со мной были еще два милиционера и проводник. Шли в сторону озера Сегозеро. И первый же день поисков мы обнаружили то место, где находились останки детей. Позднее родители опознали их по одежде.
В этом же 1953 году я приехал в Петрозаводск, где был назначен на должность начальника 1 отделения милиции. В 1966 году тяжело заболел, перенес сложную операцию, после которой уже не мог находиться на оперативной работе.
Руководство МВД КАССР предложило мне перейти на работу в отдел пожарной охраны, в 1967 году я был назначен на должность старшего инженера по мобилизационной работе. Начальником ОПО в те годы был Карабань Иван Иванович, возглавлявший небольшой, но очень дружный и сплоченный коллектив. Эта атмосфера братства, взаимоуважения в коллективе отдела пожарной охраны особенно меня поразила, потому что ничего подобного не было в милицейских подразделениях.
В 1977 году вышел в отставку на пенсию в звании майора внутренней службы. Но связь с пожарной охраной не потерял. Сегодня мой сын Воробьёв Владимир Васильевич трудится в отряде технической службы.
Более тридцати пяти лет я честно служил своей Родине, своему народу. И хотя на долю моего поколения выпали тяжелые испытания: голод, лишения, страшная война, мы сумели сохранить страну, вырастить детей и внуков. Нашей молодежи, тем, кто сегодня служит в пожарной охране, в системе МЧС я хотел бы пожелать, прежде всего, оставаться преданными выбранной профессии, работать не ради рубля, а ради дела, на благо нашей России.